Бурный финиш - Страница 40

— Но иногда ломаете себе кости, — сухо сказал Кайл.

— Это случается редко, — покачал я головой.

Патрик рассмеялся, а я передал ему масло и спросил:

— Мне скоро надо идти одеваться. Не могли бы мы сейчас поговорить о том вашем полете в Милан?

— Прошу, — сказал Кайл, — задавайте вопросы. Что вас интересует?

— Все, что, на ваш взгляд, было примечательным во время полета и после приземления.

— Боюсь, от меня будет мало толку, — смущенно отвечал Кайл. — В основном я просидел в кабине и только один раз вышел в сортир. Ваш человек сидел на одном из сидений, что были устроены сзади, — три пары.

Я кивнул. Сиденья прикрепил я сам, когда мы закончили грузить лошадей. Обычно для них всегда оставалось немного места, и они были все же удобнее, чем брикеты сена.

— Он был один?

— Нет, рядом с ним сидел молодой человек. Ваш друг Серл сидел у окна. Это я запомнил, потому что молодой человек выставил ноги в проход и не подумал пошевелиться, когда я проходил мимо.

— Это Билли, — кивнул я.

— Когда я вышел, то спросил, как они, и сообщил, что через полчаса садимся. Молодой человек сказал: «Спасибо, папаша» — так, словно я ему надоел до смерти, а когда я возвращался, он опять даже не подумал убрать ноги. Не могу сказать, что я воспылал к нему любовью.

— Вы меня удивляете, — иронически отозвался я. — А Саймон что-нибудь сказал?

Кайл замялся:

— Вообще-то это было почти три недели назад, я уже плохо помню. Вроде ничего такого.

— А вы что-нибудь запомнили? — обратился я к бортинженеру.

Тот, работая челюстями, покачал головой и, проглотив кусок, отхлебнул пива.

— В-в-вряд ли от меня б-будет много т-т-толку. Но сперва мы с ним даже разговорились. В кухне. Он сказал, ч-ч-что полетел в последний м-м-момент, вместо вас. — Бортинженер положил в рот ложку салата и, не смущаясь, заговорил с набитым ртом. Прямой, уверенный в себе человек. — Он с-сказал, что вы с-снег на вершине вулкана. Я ответил, ч-ч-что в этом нет смысла, но он воз-з-зразил, что это ед-динственный способ в-вас описать.

Патрик пробормотал, не поднимая головы от тарелки:

— В скорлупе ореха.

— Это мало что проясняет, — сказал я. — Он ничего не говорил о том, что собирается делать в Милане или куда направляется дальше?

Бортинженер покачал головой:

— Он г-говорил, что собирается лететь обратно с нами днем. Это я хорошо п-помню.

— Но мы полетели не сразу, — заметил Кайл.

— Правда? — удивленно переспросил я. — Первый раз об этом слышу.

— Мы должны были лететь сразу, но, когда они погрузили лошадей, выяснилось, что на первых двух нет документов. Им пришлось выгружать всю партию, и делали они это очень медленно — их было всего двое. Но когда они разобрались с бумагами, я сказал, что грузить поздно. Мое летное время кончилось.

— Им надо было раньше проверить бумаги, — сказал я.

— Да, но они не проверили.

— Значит, их было всего двое, — сказал я, нахмурясь.

— Да, один молодой — его вроде звали Билли, так? А второй — не ваш друг Саймон, а глухой старик.

— Альф, — сказал я. — Его зовут Альф. А как насчет еще двух конюхов? Которые летели от своего конного завода?

— Насколько я слышал от старика, эти двое сопровождали лошадей до места назначения где-то на юге страны.

Я обдумал услышанное. Саймон, похоже, и не собирался возвращаться, и дело было вовсе не в неожиданной ночевке.

— Вы не заметили, куда направился Саймон, когда вы приземлились? — спросил я без особой надежды.

Летчики покачали головами:

— Мы вышли из самолета еще до него.

Я понимающе кивнул. Летчикам не надо было разгружать лошадей и объясняться с таможней.

Летчики тоже покивали головами в знак понимания моих проблем. Официант принес им сыр и осведомился, не желают ли они кофе.

Я встал из-за стола.

— Увидимся позже, — сказал я. — Например, после пятой скачки, у весовой. Когда я переоденусь.

Я отправился переодеваться и быстро облачился в сине-красный камзол — цвета мистера Текери. До этого я никогда не выступал в Золотом кубке и, хотя в общем-то был согласен с оценкой моих шансов бортинженером, все же не мог сдержать волнения от того, что участвовал в главной скачке сезона. Все остальные жокеи были профессионалами, причем тщательно подобранными, да и лошади выглядели посильнее моей, и все же во рту у меня пересохло, а сердце гулко колотилось.

Я подозревал, что мистер Текери записал Спуска в Золотой кубок не столько из желания его завоевать, сколько чтобы позволить себе удовольствие поучаствовать в столь престижном соревновании, и его поведение на параде подтвердило мою догадку. Он был в отличном настроении и, в отличие от тех, кто связывал со скачками большие надежды, совсем не волновался.

— Джулиан передает привет, — сказал он, широко улыбаясь и крепко пожимая мне руку. — Он будет смотреть скачки по телевизору.

Телевидение! Существовала опасность, что кто-то из Фенланда тоже будет смотреть скачки по телевизору, хотя никто из них, насколько я мог знать, не увлекался этим видом спорта. Но, как обычно, на всякий случай я повернулся спиной к камерам.

— Только не опозорьте меня, — сказал мистер Текери. — Единственная просьба — не опозорьте старика.

— Вы могли бы нанять профессионала, — заметил я.

— В общем-то да, конечно. Но, признаться, я бы хотел, чтобы все тут знали, что именно вы скачете на моих лошадях.

— Обоюдовыгодное соглашение, — заметил я.

— В общем-то да, — сказал мистер Текери.

Я взобрался на его лошадь, выехал на парад, потом направился к месту старта. Восьмилетний гнедой жеребец выиграл в этой же примерно компании лишь один раз, и то благодаря большому гандикапу, но теперь все лошади несли одинаковый вес. Но Спуск был явно в форме, и шаг у него был упругий. Как большинство лошадей, Спуск радовался весеннему воздуху и солнцу, да и у меня заметно повысилось настроение. В конце концов, полного фиаско, кажется, не будет.