— Вставай, — приказал Билли, — а то я...
Я его не слышал. Я вдруг с ужасом понял, что могила, способная вместить Патрика, Майка, Боба и меня, уже кем-то занята. Моя рука нащупала кусок ткани. Я провел по нему ладонью и почувствовал укол. Я все понял. Булавки в лацкане пиджака.
— Это Саймон, — сказал я удрученно. — Саймон...
Билли улыбнулся холодной, ужасной улыбкой. Времени больше не было. Оно измерялось расстоянием от его револьвера до моей головы, от его зажигалки до моих залитых бензином ног и канистры рядом. Билли ждал лишь одного: чтобы я докопался до Саймона.
Теперь его голод был почти утолен.
— Ну, — сказал он, и глаза его расширились. — Проси меня!
Я молчал.
— Проси! — неистово крикнул он. — Ты должен...
Но я отрицательно покачал головой. «Какой глупец, — подумал я о себе. — Глупец и безумец».
— Ну ладно, — сказал он срывающимся голосом. — Жаль, времени в обрез, а то бы ты попросил. Ты бы никуда не делся. Но раз нет, то что поделаешь.
Билли вдруг осекся. Казалось, он вдруг испугался не меньше моего — испугался того, что ему предстоит совершить. Он заколебался, вскинул револьвер, потом опустил. Но к нему быстро вернулось его беспощадное и злобное хладнокровие.
Он щелкнул зажигалкой. Взметнулся острый язычок пламени, ослепительный на фоне темноты. Билли замер на мгновение, рассчитывая, как бросить зажигалку так, чтобы я не перехватил ее в полете, но этой паузы мне хватило, чтобы нагнуться и швырнуть в него канистру. Крышка неожиданно отскочила, и бензин волной хлынул навстречу огню. У меня оставалась доля секунды, чтобы исчезнуть, пока не заполыхал весь мир.
Струя бензина со свистом вспыхнула и обрушилась огненным фонтаном на то место, где стояли я и Билли. Канистра взорвалась. Могила превратилась в полыхающую печь, и брызги бензина горели на холме свежевыкопанной земли, словно капли рома на огромном сливовом пудинге, пять галлонов обеспечили отменный фейерверк.
Я перекувырнулся через край могилы за мгновение до того, как она превратилась в крематорий. Каким-то чудом мои ноги не угодили в геенну огненную. О таком счастье я даже не мечтал.
Билли бежал и вопил. На нем загорелся пиджак — левый рукав и плечо. Он отчаянно пытался его сорвать, но не мог этого сделать, потому что не желал расстаться с револьвером. Я побежал за ним, готовый сражаться до последнего. Во что бы то ни стало мне надо было отобрать у него револьвер, но я заметил, как на бегу он его бросил и, шатаясь, побежал дальше, истошно вопя и в животном страхе обрывая пуговицы.
Когда я понял, чего избежал, меня стал бить озноб. Еле переставляя ноги, я кое-как добрался до места, где Билли бросил оружие. Револьвер было хорошо видно в отблесках пожара. На нем был тяжелый глушитель. Держать его было удобно.
Билли наконец удалось сбросить пиджак, который лежал и тлел в траве, а он, шатаясь, бежал к ангару и звал Альфа.
Я двинулся за ним следом.
В ангаре Альфа не было.
Когда я вошел в ангар, Билли стоял спиной ко мне там, где раньше был «Ситроен». Он все еще выл в голос. Я вошел и закрыл за собой дверь. Билли обернулся. Левый рукав его рубашки прогорел до дыр, и под ним виднелась красная, лоснящаяся кожа. Билли стоял, смотрел на меня и не верил своим глазам. Рот его закрылся чуть ли не со щелчком, и он все равно позволил себе нагло улыбнуться.
— Ты не выстрелишь, — сказал он, тяжело дыша.
— Дети графов умеют стрелять, — напомнил я ему.
— Только в птиц, — презрительно бросил он. — У тебя кишка тонка.
— Ошибаешься, Билли. Ты ошибался на мой счет с самого начала.
В его глазах вдруг появилось сомнение. Он стал озираться в поисках выхода. Я видел, как напряглись его мускулы — он готовился к прыжку. И тогда я выстрелил.
Я убил его наповал.
«Сессна» была доверху заправлена горючим. Я поспешно влез в кабину и, включив питание, увидел, что стрелки топливомера показывают полные баки. Все инструменты были в порядке, радиосвязь работала, самолет прошел техосмотр лишь три дня назад, о чем свидетельствовала запись в карточке. Беглая проверка показала, что самолет готов к полету. И все же...
В ангар вбежали Альф и Раус-Уилер. Они запыхались, у них был испуганный вид. Наш костер заставил их прервать прогулку. Альф вскрикнул и кинулся к распростертому Билли, Раус-Уилер приблизился гораздо осторожнее. Ему это явно не нравилось.
Я проворно и бесшумно выбрался из «Сессны» и обошел ее с хвоста. Через несколько секунд они оглянулись и увидели, что я стою в шести шагах с револьвером в руке. Я был одет в черное, и лицо у меня тоже, видно, почернело. Они были очень напуганы.
Раус-Уилер показал трясущейся рукой на Билли и пробормотал:
— Вы... вы его убили?
— Убил, — в моем голосе был лед. — И вас отправлю туда же, если вы не сделаете все, что я скажу.
Он поверил в это скорее, чем Билли. Он только раскрыл рот, словно желая возразить, но когда я крикнул: «На улицу!», он подчинился без колебаний.
На пороге я тронул Альфа за плечо, показал ему сначала на Билли, а потом на яму, в которой уже догорел бензин, и сказал:
— Похороните его.
Он услышал и вопросительно посмотрел на меня, но не увидел там дружелюбия. К тому же он привык выполнять мои распоряжения. Он воспринял происходящее разве что с чуть большим смирением, чем обычно, и заковылял по бетону. Глядя, как он закрывает своими грубыми пальцами остекленевшие глаза Билли, я вспомнил, что он принес мне кофе, когда мне это было просто необходимо. Альфу не следовало меня бояться, по крайней мере, пока он находился у могилы.
Он поднял Билли, перевалил его через плечо, как это делают пожарники, и пошел с ним из ангара на улицу, а потом к яме. Старый коренастый человек, всю жизнь проработавший с лошадьми, совершенно случайно оказавшийся участником этих жутких событий. Впрочем, как и я сам. Я протянул руку к рубильнику и включил его. Тотчас же по обе стороны полосы вспыхнули по четыре мощных прожектора. В их свете Альфу хорошо было видно, куда идти и что делать.